ПИСЬМА ИЗ ПАРИЖА. ПИСЬМО 3, ЧАСТЬ 3. 17 ФЕВРАЛЯ 1991.

 

Продолжение отсюда: Однако, видите, если всё будет хорошо, то будет ещё лучше. Да и вообще, кого-кого, но не нас жалеть, не нам сочувствовать. Нам можно только завидовать, так у нас всё хорошо и благополучно, пока. Если документы выправим, то и оговори типа «пока» прекратятся. Дерзаем. Стараемся.

 

Вчера, 18.02. 1991, получили письма от Бори, Миши, Анычки, Маргоши. Так радостно! Спасибо, родные! Вот каждый бы день получать по письму! Это вносит такую радость в нашу почти одинокую жизнь. Пишите, пишите чаще!

 

Если б не было Маши М. можно было бы уже рехнуться друг на друге. А с Машей, особенно я, общаемся очень часто. Раньше по пятницам, теперь по субботам, она для нас устраивает званые ужины с вином и прочее. В прошедшую субботу делали блины – Масленица всё-таки. Блинов-то пожарили, а пост соблюдать не собираемся. Ну а в Союзе[1] очень кстати вернули религию[2], наверное у вас и пост соблюдать призывают наши партийные лидеры. Мол жирное и вкусное для души вредно и нечего за маслицем-сырком по магазинам шукать. Картошка, картошка и ещё раз картошка! Простите, родные. Но с родины такие вести всё время грустные. Душа за вас болит.

 

…Рассказала Mme B-li, что посылочку мою поворовали[3]. Она была настолько этим поражена! Многое можно понять, но вот как из без того нищенских посылочек воровать единственное красивое – это у нормальных людей в голове не умещается. Для меня такие предприятия были первыми и последними. Петька эту посылку таскал на вокзал, никто не взял. Потом я понесла. Сограждане, чуткие и отзывчивые, даже обижаются, когда их о сём просишь. Случайно-то сумочку впихнула, да и вот тоже на милых людей таких нарвалась. Ведь предлагала я просто франками оплатить услугу – ну что вы! Что вы! Не стоит беспокоиться! Мы сами! Сами! К чему нам ваши франки в Москве? Мы уж решим, что б нам такое в своё утешение из ваших вещичек взять. Ой, ой, ой – какое всё говно! А, вот! Вот это подходит. Ну а адресат ваш и без того доволен будет – вон, целая сумка! Что ж, что всё остальное утиль, ничего, главное – внимание[4]. Да и не всё же мы забираем — хотя и жалко оставлять!

 

 

….Вот, фотографии вам наши посылаю. Это Маша дала фотоаппарат. Бестолково, правда, фотографировали. Хотели наше жилье представить, не вышло. На самом деле три последних кадра оказались засвечеными. За это я так долго обмеривала и зарисовывала комнатку нашу. В следующий раз напряжемся и рядом с Эйфелевой башней сфотографируемся, а то безобразие, второй раз в Париже и ни одной явно доказывающей это фотографии нет.

 

 

Про фотографии: я, страшная с большим ртом в жёлтых трениках и меховой тужурке – на переднем плане вы видите мою серую шикарную кожаную куртку. Справа – шкафище. В кухонном углу – я. Вы видите одну из четырёх замечательных кружек, которые нам подарила Mme B-li, и выше – половина чёрной тарелки, которые я купила 6 штук за 48 F. Слева от меня вход в salle d’eau и выше меня – полка-шкафчик. Рот мой открыт т.к. не ожидала я, что Петин вопль имеет своей целью меня заснять. Следующая – я любуюсь на себя в зеркало над раковиной. Теперь волосы ещё длинней. Дальше – я в углу кровати, на фоне персидского нашего ковра, демонстрирую свой красивейший портфель. Петя видел такой в магазине за 95F. А в дырке пододеяльника – обратите внимание на расцветочку одеяла. Слева – кусок найденной на улице лампы. Так, дальше – Петя пьёт чай глядя телек. Красивые, яркие буквы – это не на столе нарисовано, а такие у нам клеенчатые салфетки. За Петиной спиной можно разглядеть расцветочку покрывала. Всё остальное я уже описывала. Теперь фотографии из Машиной кухни. Выпиваем. Верочке тоже наливаем – но в бутылочку.

 

 

Затылок блондинки – это не Маша, это Мажена, полька. Следующая – я, эдакая матрона с дитём на коленках. Без комментариев. И последняя – Петя недавно, перед началом трудовой деятельности подстригся. А мои патлы за уши убраны. Ну вот и всё. Последняя фотография – её надо отдать Петиным родителям. Это Эрик у нас в гостях. Едим.

 

 

….Сегодня 20.02.91. Папочка позвонил. Я думала он в на халяву, пыталась с ним поговорить. Потом уже узнала, что он свои кровные тратит. Он, как и все, дозвониться до Москвы не может, как бы не хотел. Ругает меня за то, что я пишу такие плаксивые письма и терзаю вас своей тоской по вам. Ну нет, милые мои, дорогие, любимые, родные – я не знаю, почему мои письма воспринимаются, как плаксивые. Это не правда. Это расстояние что-то делает с текстом. Петя смеется, если читает то, что я пишу. Ну а люблю и скучаю безмерно – это так, и ничего с этим не поделаешь. Но ведь это я сама, предательница, бросила вас, бросила, а теперь мучаю. Но не огорчайтесь за меня – не то, не то всё пишу. Не хватает мне слов что бы выразить мои чувства.

 

А то, что папа не может дозвониться, это точно. Это только я могу. Знаете, как? Только благодаря кнопочке «bis», которую и нажимаю без перерыва полтора-два часа, но дозваниваюсь, в приличное время не всегда. Тогда, в случае необходимости, мучаю вас глубоко-ночными звонками.

 

А посылку знаете, как впихнула? — В поезде ехал многочисленный детский хор. Я уже провела на вокзале полтора часа, уговаривая, разжалобивая, предлагая франки железобетонным изваяниям. До отхода поезда оставалось минут пять. Я пыталась заинтересовать проводников и в это время увидела, как детишки по цепочке передавая свои сумки заодно и мою прихватили. Я ринулась в вагон вслед. Сумочка попала в купе к некой тётке, которая стоя раком пыталась уместить свой чемоданчик под полку. Я ей помогла, а потом, умоляя, падая на колени, объясняю КАК! мне надо переслать эту сумочку. И вдруг она говорит человеческим голосом: «Да, да, конечно. Нет проблем». Я зарыдала и забилась в истерике от неожиданного счастья. Она меня успокаивает и уверяет, что не стоит беспокоиться, что всё будет хорошо. И тут поезд трогается. Я выскакиваю в коридор битком забитый детьми. Разбрасывая и распихивая сироток, с трудом пробилась к выходу, вопя, что не хочу в Москву. Наконец вываливаюсь в тамбур. Поезд перестукивает колёсами и проводник уже задраил лесенку, закрывает дверь. Я взвизгнула и ринулась на проводника. Спрыгнула с едущего поезда красиво и изящно, как в кино. Так-то. Если б детишки сумочку не подхватили бы, так и попёрла бы свои дары назад. Ну а то, что поворовали – Бог им судья. А я этого никак понять не могу.

 

…Петя работает в оперблоке. Пока ещё ничего там не делает, только третий день сегодня. Но, конечно же, интереснее, чем раньше. С документами нашими всё ещё ни гу-гу.

 

Ну вот и всё. Продолжаю постоянно слушать всякие там голоса, и мы в курсе до мельчайших подробностей о жизни в Союзе. Думаю, что знаем больше, чем вы. И всё очень грустно. А у нас всё по-прежнему спокойно – во Франции никаких взрывов ещё не было, уже и не будет[5]. Здесь же арабов больше, чем в Арабии.

 

Целую, целую, целую. Страшно скучаю. Безумно люблю. Пишите чаще, сюда даже обычные письма довольно быстро доходят, за 51 копеек[6]. Ну, пока. Ваша Алёна.

 

 

продолжение следует….

предыдущая часть здесь…

а самое начало тута…

---

[1] Сокращённо от СССР

[2] Последние десятилетия, годы, в СССР религия была формально не запрещена, но посещение церкви могло обернуться неприятностями по месту работы или учёбы. На Пасху возле храмов дежурили всевозможные комсомольцы и отлавливали молодежь с переписью данных по документам. Моего младшего брата – на 7 лет меньше меня – мама крестила «подпольно», без записей паспортов родителей, где-то в глухой деревне на Украине, договорилась с батюшкой. В Москве такое уже было невозможно. С «перестройкой» послабление пошло и по религии.

[3] Отправила как обычно с поездом посылку в Москву, подруге. Обычно проблем не возникало. До трагедии 11 сентября 2001 люди не боялись брать посылки от других незнакомых людей. Все относились с пониманием. В тот раз «добрые люди» посылку разграбили, вынув всё ценное.

[4] Поговорка такая была: «Главное не подарок, главное — внимание».

[5] Увы, сильно ошиблась. Взрывов во Франции будет очень много. И чем дальше, тем хуже.

[6] По всей видимости конверт для отправки за границу. Внутри СССР марка на обычные письма была в ту пору 5 копеек.